О музыке в церкви

Даже неверующий римский правитель Плиний Младший (62–114) отмечает чистоту жизни христиан и их пение. Обращаясь к императору Трояну по поводу того, как поступать с христианами, он пишет: «Они, однако, признали, что виновны лишь в том, что собирались перед рассветом и пели гимны Христу как Богу, причем их обеты не связаны ни с каким преступлением, они лишь клянутся не предаваться лжи, воровству, прелюбодеянию, не нарушать свое слово и не обманывать доверия, если оно им оказано» [167].

Климент Александрийский (150–215) стоял за чистоту музыки и боролся против проникновения мирской музыки в церковь. Он писал в «Увещании к эллинам», I, 2–5 о том, что необходимо смотреть не на горы Геликон и Киферон, являющиеся символом языческого искусства, а смотреть на небо: «Те, кто отрекся и освободился от Геликона и Киферона пусть оставляют их и переселяются на Сионскую гору: ведь с нее сойдет закон и из Иерусалима — Слово Господне (Ис.2:3), слово небесное, непобедимый в состязании певец, венчаемый победным венком в том театре, имя которому — мироздание. Этот мой Эвном поет не Терпандров и не Калионов, не фригийский, не лидийский и не дорийский напев, но вечный напев новой гармонии, Божий напев». Климент Александрийский пишет о том, что музыка должна способствовать бодрствованию и противостоять безнравственности, быть такой, чтобы не вызывать негативных ассоциаций (Педагог II, 4, 41–42, 44): «Да пребудет комос вдали от нашего духовного веселья, а с ним и те ненужные всенощные бдения, которые уподобляются своим хмельным бесчинствам тому же комосу. Прочь, привычная для попоек флейта, прочь любовные соблазны, прочь, плачевный комос! Но если это сборище займется флейтами, псалтерионами, хоровым пением, плясками, хлопаньем в ладоши на египетский лад и прочим непристойным вздором, если отыщутся развязные, не знающие приличий люди, которые чего доброго примутся играть на кимвалах и тимпанах и оглашать собрание звуками этих инструментов лжи, — о, тогда нечего дивиться, что такое пиршество окончательно станет неким театром пьянства…Изнеженные напевы и плаксивые ритмы, эти хитрые зелья карийской музы, развращают нравы, своим разнузданным и коварным искусством незаметно вовлекая душу в разгул описанного выше комоса… Наши песни должны быть гимнами во славу Бога…Мелодии следует принимать строгие и целомудренные; должно гнать возможно дальше от нашего мужественного умонастроения те изнеженные мелодии с их коленчатыми переливами, которые коварной своей изощренностью внушают людям склонность к роскоши и распущенности». Климент Александрийский ясно излагает свою позицию о том, что не всякая музыка приемлема для детей Божьих (Строматы, VI II): «Но такая музыка, которая действует на души изнеживающим образом, которая ввергает их в сумятицу то плаксивых, то бесстыдных и сладострастных, то исступленных и неистовых настроений, является излишней и должна быть отвергнута».

Афанасий (296–373) настолько был убежден в необходимости пения, что настаивал на том, чтобы его ученики «в полночь вставали и воспевали хвалу Господу Богу своему».

Иероним (340–420) боролся за сохранение Церкви от испорченных и бесстыдных песен язычников. Он писал: «Пусть это послушают молодые люди, пусть послушают те, на кого возложена обязанность петь в церкви: Бога должно воспевать не голосом, но сердцем! Непристойно, наподобие трагических певцов, смазывать особым средством гортань и горло, чтобы в церкви слышались театральные мелодии и напевы».

Августин (354–430) повествует о пении псалмов в Церкви того времени: «Нельзя воспеть Господу ничего более достойного Его, как то, что мы от Него же и получили. Поэтому и не найдется более достойных песен, как псалмы Давида, внушенные великому псалмопевцу самим Святым Духом» [159].

В IV веке церкви вынуждены были защищаться от неугодной музыки и танцев, о чем существует множество свидетельств: «Они раздувают щеки, дуя в свои трубы…, они поют непристойные песни…, они поднимают страшный шум, ударяя в скабеллу; под влиянием этой музыки множество растленных душ предаются безумным телодвижениям, танцуют и поют…, непрестанно задирая свои зады и раскачивая бедрами» [168].

О том, что к певчим в церкви предъявлялись высокие требования, говорится в 14-м каноне IV Халкидонского Вселенского собора, проходившего в 451 году: «Поскольку в некоторых епархиях языческие женщины сходятся с чтецами и певчими, чтобы жениться, святой собор постановил не разрешать никому из них брать инакомыслящую жену». 24-й канон Поместного Лаодикийского собора, проходивший в 363–364 г.г. гласит: «О том, что не должно входить в трактир тем, кто приобщен к церковному обряду, от священников до диаконов…чтецов, певчих».